зайчик строит из себя хорошего, зайчик строит из себя милого и пушистого, зубки у него один к другому, чистые, белые, ну что за чудо. как-то оскорбительно-тревожно много людей глядят уже сквозь кукольные приглаженные мысли — но тебе ведь и полагается в таком разбираться, правда?

ты мог бы, наверное, меня подставить, привести к знаменателю, но мы друг другу взаимно улыбаемся, скрепляем дружбу рукопожатием, эти партнерские отношения, где я смог красиво пустить пыль в глаза в нужный момент для тебя, и ты мне теперь что ли, должен?

у тебя был на меня компромат больше нету у меня был на тебя компромат все еще валяется где-то. у тебя, наверняка, уже на этот компромат есть опровержение, у меня найдется новый, о котором ты не знаешь, но… кому какое до этого дело, ведь мы же друзья.

я делаю круглые глаза, округляю рот, ты хлопаешь меня по плечу, долго трясешь руку на камеру; мы — прошлись по опасному краю, когда я вызвался давать показания за тебя, но у меня были веские аргументы доказать, что это все ложные обвинения, что страшно такие делать. мы нашли и вовремя купили тех, кого нужно купить, я подкинул и денег в нужный момент, да и людей; то ли ради тебя, то ли ради сестры, то ли мне просто прикольно стало? да черт знает.

за малышку я тебе иногда хочу отвесить, но она трогательно на тебя подвязана, но мы в чем-то друг другу систематизируем, мы, мне кажется, сами не можем понять, бесим мы друг друга несказанно или интересны, хотим ли друг друга увидеть по разные края могильной ямы или у нас, правда, сложилась бы дружба.

но мы тогда разошлись довольные друг другом. но ты явно не полез бы рисковать ради меня головой, хотя разумеется, так-то ты бы завсегда.

---

у меня нет до конца четкой картинки, но есть вот такая невнятная. есть красивое, что я хочу, чтобы заяц тебя когда-то выручил серьезно и красиво и был над тобой долг, который ты за собой признал. есть, что я хочу красивого-невнятного, стекла и да у нас даже уже есть предложение на сюжет.

это модерн!ау, это русреал ( но не для всех обязательный, так сказать, вы можете с мальвиной и во франции отдыхать ), это секс с классикой, где мы с волче в каком-то добром-нежном абьюзе, где весь такой хороший зайка, бьет волчонка ногами, а тот смотрит снизу вверх, своими усталыми глазами и иногда пиздит в ответ, и, разумеется, это волче — социально опасный и неблагоприятный элемент. где с мальвиной у вас еще итерация абьюзивных отношений — и мимо проходящий увидит, конечно же, красивую картинку, где все у всех хорошо может разве что закурить.

про отношения с малой, я надеюсь, что к моменту, как все это случится, все придут и вы сможете красиво развести стекло сами, но что поделать, если у меня хэды на обоих, и поэтому вот это заявка. придет мальвина, с радостью перекинем выкуп ей на все что захочет написать.

ты можешь быть тем у кого ее забрали в плачевном состоянии; можешь быть другом-партнером отца ■■■■■■■ ■■■■■■■ ■■■■■■■ а можешь не быть. может быть, вы познакомились вовсе во франции, где она за рубежом училась. вариантов есть много, все ваши с сестрой, все ваши. 

по возрасту добавлю, что мы молоды и красивы – just do whatever you want with this information.

за наш нечаянный и пиздатый сюжет

в общем, мы говорим, что в какой-то момент зайку похищают неблагодарные поклонники волка и хуй тот не может того найти. страдает, печалится, обращается от безысходности к мальвине, и та приводит его к карабасу. влиятельная личность, хуе мое, сейчас спросит у звезд и и карабас сладкими речами сажает волче на цепь, говорит — нужно лишь немного подождать, уже работаем в ту сторону, но понимаешь, нелегко ;; но если ты еще в качестве платы за услугупоработаешь куколкой, то — цены тебе не будет. и волк покупается, на сладкие речи карабаса, возможно, сладкие речи мальвины. считает, что должен заплатить. а у тебя, мой хороший, красивый ресурс; но ты, конечно, охуел трогать мое.

это цирковое представление завершается грустной финалочкой, где зайку так искали-так искали но не смогли спасти. где зайка, бедный наш мальчик, умер. и волк остается, волку некуда идти. а заяц выбирается сам, подрывает все нахуй, заяц принципиально не уходит на тот свет и приходит потом за своим, которое нельзя так трогать — нельзя трогать никому кроме меня. и савонька слегка обижен. и я просто приду и заберу свое, даже не спрашивая хотя конечно это будет красиво, потому что мы видим это вот так:

где ты разводишь руками, смеешься так выверено-неубедительно виновато-(не)виновато: ах, волче, так ты чего не сказал, что с зайцевым помочь надо, а то я гляжу, ты красивый такой, а дальше всё как в тумане. совсем пропустил мимо ушей все, ты уж извини.

избитый но красивый вариант на деятельность

мб у карабаса реально было какое-то влияние в сфере власти, партнер отца вашего ага да, слишком часто садил малышку к себе на колени чтобы дергать за нити // а куклы – подпольный бизнес, о котором все знают, но как бы вот.

раз пример

зайчонок зайчонок — не лезь в пасть к волку. не спрашивай почему, не тяни руки в пасть, ну не так уж по локоть, ну, зайчонок-глупый-в-могилу себя сведешь. прах к праху выебон к выебону. может быть, совсем немного, неуловимое по-через-проебал-грани, савонька на него — раздражен.

войцех приходит — еще бы он попробовал не прийти — савва оскорбился бы, если бы он не пришел, савва беспричинно бесится, раздражен, что он приходит. как зачеркнуто-не-было: просил было сказано, как почти было обещано. все равно все ложится не так, не так, как савва складывал в своей голове, по-простому, по очевидному: не так, как хочет зайка. это уже проигрыш, это уже неправильно, это уже — что пришел, спасибо, можешь уйти на задний двор, копать себе могилу.

савва бесится, что при всех переменных, он даже не может обиженно поджимать губы, смотреть так, как хочет смотреть ( снова ) ( ограничения — идут к черту // ограничения, осыпаются хуевой невнятной посыпкой на зубах, не нравятся )   

зая не ограничивается одним кивком, это было бы неправильно, он подходит в группе, в одиночку к волкам — не ходят;; в группе треплет по плечу, улыбается нежно-приторно-знаешь-сколько-в-этом-пиздежа?-прекрасно-охуеть-как-знаешь. говорит восторженно, как умеет: как здорово, что ты пришел.

     [indent]  [indent] наслаждайся вечером.

и виляет хвостом.

разворачивается, уходит.

иди ты к черту.

войцех ( красивый, и так, по-всякому, всегда, сука ) // чем дольше они знакомы, чем больше савва его узнает, тем больше тонет, вязнет, если в начале он казался симпатичным, то теперь савва глаз не может отвести, одетым, раздетым, вымазанным в очередном своем дерьме // в крови — угодно чьей — умирает.

войцех — одет не так, все равно красиво, но не так, как хотелось ему, но приехал на своей ржавой машине, но с машиной тому нужно было провести последние два дня, и савва не ревнует, савва раздражается, что когда он хотел то кто-то посмел

ему плевать на всех остальных, ему не плевать, что волче.

его.

знает причем прекрасно, но натягивает поводок. заставляет распустить его на всю длину. савве не нравится, тот и так лежал в руке хорошо, теперь ему — неудобно. некрасиво. иди ты к черту, знаешь?

он целует знакомых в щеку, смеется над тупыми фразами, восхищаясь чужим чувством юмора, умением (господи, это так плохо) его спрашивают про его подопечного, и заяц с радостью подхватывает тему, сложно сказать, сколько радости от смены на что-то интересное, сколько от скуки, сколько — от того, что он знает-видит, как тот вострит свои длинные уши, слышит и пьет уже совсем вроде и не тут, но близко к коленям саввы.

он не говорит ничего такого, пускает шутку про длину поводка, хорошее поведение, сравнение с домашним питомцем. и там и там, подобрал бродяжку, и тот льнет к рукам, с них ест, смотрит в рот. он хвалит прогресс, говорит, что бывают и хорошие, и плохие дни, но в целом, прогресс есть, исправления можно ожидать, ведь так важно, что тот идет на контакт, слушается советов.

возможно — только возможно —
совсем немного его несет.

возможно…

когда волче сносит из зала то это просто щелчок отыгравшего свое секундомера.

зайка извиняется, обещает скоро вернуться и лезет в костер, который сам раздул.

может быть, ему немного ст… может быть, ему много обидно, потому что волче не делает так как, он хочет; а когда это происходит — не вползает на коленях, не пытается извиниться. может быть, совсем немного, со всем позволенным, с тем, как идут на контакт — действительно, подстраиваются под его хочу. может быть, совсем немного он забывает, что на самом деле, волче — не прибившийся пес. зайцев помнит, что волче кусачий, он готов обжечься и готов покусаться обоюдно, чтобы после войцех извинился, прибился на коленях, пока заяц сматывал бы поводок.

про то, что могут быть какие-то еще варианты — он забывает //не принимает во внимание.

— куда-то собрался?

а что же так.

неужели что-то не так.

( а разрешения спросил ? )

— и без меня.

маленькая отступная. потому что, возможно, он немного переборщил. потому что о волка он сейчас бьется, режется, потому что игры в горячо-холодно означают, что иногда надо поддаться, иногда, склонить шею самому. дать покусаться. к тому же, сейчас он хочет извинений: возвращаться обратно необязательно. тут что-то между //ему не нужно //он не хочет заставлять волка, тому явно некомфортно.

просто основные правила просты: делать так, как хочет саввонька.

два пример

— ой, отъебись, — от киры не обидно, от киры С кирой — можно залегать на самое дно, во всех смыслах этого слова, точить невнятные порошки и составы, ■■■■■■■ разве что нахуй сдалось: савва умный мальчик, савва знает про последствия и их неизбежность;; иногда савва край в край с тем чтобы сказать да я ■■■■■; и ■■■■■■■, и пробивать дно, на котором они давным уже давно джигу отплясывают. просто чтобы что-то доказать всему миру.

[ что они долбоебы и доказывать не надо ]

мне поебать, — скользит между строчек, мелким шрифтом специально для киры. чтобы прочитала, чтобы посмотрела, чтобы вместо этих всех звучащих букв можно было разговаривать по мысленной связи, нахуя чего-то говорить.

— да раздевайся,  — трещит заяц, скалится широко, умудряется все еще выглядеть солнечным мальчиком-зайчиком, только вот при своих, по самой грани солнечным, — чего я там не видел.

и взгляд выебистый-выебистый; таким не раздевают, таким, а нет, за такой — въебывают. красивая градация в том, что другим за киру савва въебет, но себе позволяет столько, что будь у них иные отношения, кира бы ему шею свернула или оскорбилась бы на всю жизнь.

будь они другими — ничего б и не было, впрочем.

при чужих савва другой, при других у саввы улыбка солнечная, глаза чистые честные, у него даже выбор говора другой, мягче, проникновенней. такой услышишь и сразу увидишь, уверишься, что савва полностью погружен в твои проблемы, переживания, что услышит поймет,

это потом что-то пошло не так — покатилось нахуй; переходный возраст, — говорят бабки при подъезде, его, кирином, дворовых. бедный мальчик, связался с плохой компанией ;; девка все эта. ай, кира-кира, увела пацана, увела — а всего-то и стоило кире переехать ближе, подрасти за лето и все, новый человек, д у р н о е влияние, пхах. прах к праху, репутация к репутации.

смешное тут, если задуматься, что кто-то, правда, верит в то дерьмо, где он пай-мальчик, до сих пор, надо только правильно раскидать карты. с новыми знакомыми вообще на изи — всего-то надо, что не материться, не ■■■■■■■ да смотреть честными глазами проникновенными.

nu, жаль за девственницу не сойдешь, кир, — жаль-жаль, ну какая жертва была бы, скажи.

— так я ж уже вызвал, вон пришла, — хохочет савва и уворачивается, мажет пальцами, а затем и губами по ее скуле, поддавшись вперед. — сколько тебе лет, — знает прекрасно, или не прекрасно, может, уже с восьми лет ему врала, девушки они такте. — кир, нихуя ж не придет.

но уже хочет. уже надо.

роза — девочка-взрыв.

волной ударной [улыбкой яркой] сносит всё на своём пути; скорпиус — преграда, которую ей не обойти. отец говорит подальше держаться от него, и роза из купе уходит_сбегает примерно. отец говорит в учёбе его обойти, и роза усилия прикладывает все: каждый совместный урок — борьба, каждый матч — противостояние открытое. два ловца и всего один снитч. кто сегодня одержит верх?

борьба не на жизнь, а на смерть.

(на принципы собственные)

у розы — смех звонкий и снитч трепещет в руках, пока команда бросается с объятиями её поздравлять; у скорпиуса — зубы сводит оскома и древко метлы под пальцами трещит [от проигрыша, а не от рук скамандера блядского на ней]. роза шумная_бойкая в кругу друзей. роза упрямая_неприступная в присутствии его. роза — вызов, который он принимает.

мальчик-лёд и девочка-взрыв.

красивый, но невозможный дуэт.

роза ему улыбается ярко, руки холодные запускает под тёплый свитер в попытке согреться, но лишь замерзает сильнее. свист ветра заглушает звуки разбитого сердца, когда взгляд его замечает живой_горящий больше не на себе. скорпиус говорит, что ему надоело. скорпиус молчит, что смех её звонкий на нервы действовать стал. она яркая_живая, он же от холода оцепенел.

роза согреть его пыталась напрасно.

(напрасно ведь?)

---

сразу оговорюсь, что заявка в пару, но не до конца. хочу полностью пройти путь enemies to lovers и обратно. да, скорпиусу просто стало скучно, когда он наконец-то её завоевал. да, они — противоположности, которые не должны были притягиваться. но в свете юношеского максимализма выяснение этого не пройдёт спокойно и без драм. в конце концов, роза — не обиженная девочка, которая будет дуть губы и рыдать в подушку. она сильная и с характером, не забывайте об этом. выяснить будут ли чувства и какие отношения остануться между ними после расставания предлагаю вместе, так как тут можно выкрутить в абсолютно любую сторону. в заявке практически всё обсуждаемо, так что неси свои хэды и будем крутить их вместе в игре, а не на том, о чём ты думаешь

Пример моего поста

ненависть рычанием утробным_животным с губ срывается тихо, когда отступает шок.

римус называет имена. римус свидетелей опрашивает на случай, если кто нападавших видел. римус играет в аврора.

у сириуса же земля из-под ног уходит прямо посреди маленькой комнатушки, облепленной плакатами маггловских рок-звёзд, утягивает песками зыбучими ниженижениже на самое дно, где света не видно. разводы багровые на светлых кудрях, взгляд безжизненный глаз голубых — сердце в агонии бьётся, ближе рвётся, кожу обжигая поверх [там, где солнце его высечено навечно]. воздух из лёгких вылетает со свистом. нет, нет, нет... нет! только не его прекрасное солнце. только не марлин. колени о паркет затёртый ударяются с плеском тихим (оглушающим в его голове). лужи крови. так много крови. сириус на части распадается рядом с телом изувеченным те блядские мгновения, пока взгляд его прикован неотрывно к пустоте зияющей на месте сердца. задворки сознания царапает мысль, что это не может быть его марлин; там крутятся незнакомые имена, возраст, профессии... сухие, малозначащие факты. все они белым фоном остаются на задворках. он видит марлин: её взгляд, её губы, её россыпь веснушек на лице. созвездия веснушек блекнут пред ликом смерти, но сириус всё ещё по памяти обозначить может каждую из них.

как и созвездие большого пса на ключицах её.

взгляд цепляется за синюшную кожу. нет. тату нет. тело безжизненное пред взглядом его расплывается, искажается, словно от кругов на воде. сириус глаза на мгновение прикрывает, и незнакомку видит измученную, когда вновь открывает их. не марлин. другая. незнакомая, хоть и чертовски похожа. голову назад запрокидывает, выдох выпуская облегчённый. не марлин. в этот раз. римус руку кладёт на плечо, успокаивает по старой привычке. но сердце всё ещё бьётся в агонии, разделённое на неравные части — между той, чьи черты он все ещё видеть может под разводами крови, и той, что их нанесла. римус играет в аврора, но сириус знает точно кто виновен в происходящем — он сам. кровь алая руки пачкает, но они заляпаны уже слишком давно. скольких удалось бы спасти, останови он её вовремя? сотня утерянных возможностей жизнь оборвать её — одна жертва против сотни? тысяч?

всё ещё слишком большая цена.

(и себя ненавидит каждой фиброй за страх её потерять)

но беллатрикс переходит границы;
она забывает, что он всегда выбирает марлин.

лапы по доскам дубовым ступают бесшумно, чёрный силуэт теряется в тенях, пока шайка пожирателей заливает в себя алкоголь под омерзительный смех. позади кресла лестрейнджа на мгновение замирает — что если прыгнуть и на части его разорвать, как хотелось уже многие годы? чистое самоубийство. лапы уже полусогнуты, будто сорваться готов в любое мгновение. но тогда беллатрикс придёт за марлин; тогда он перестанет преградой [причиной] единственной быть. в тень отступает глубже, из гостиной выскальзывает, прыжками преодолевая разложистые лестницы. аромат её повсюду (дурманит, завлекает; ярость вызывает едкую). следы улавливает свежие, за ними следует до двери, за которой голос её слышит приглушённый. сука. ванна? он, блять, заставит её захлёбываться водой за ту девчонку невинную, что служила посланием её извращённым, жестоким, безумным. когда она грань перешагнула эту? мог ли он остановить?

форма анимагическая стекает легко, привычно. сириус головой стряхивает, смахивая капли дождя с волос по-собачьему, а после двери толкает тихо, почти бесшумно. поступью мягкой в спальню заходит хозяйскую без опаски. страх мысль каждую сковывает, в тиски берёт — не перед беллатрикс [но за марлин]; змеёй холодной по позвонкам ползёт. страх провоцирует ярость обжигающую, не позволяющую тело холодом сковать. будь он проклят, беллатрикс знала это слишком хорошо. она знала его, как знала и то, что он придёт; что взгляд тут же по фигуре её практически оголённой скользнёт по привычке прежней, отчего ненависть лишь сильнее в жилах его разгорается.

ненавидит её искренне, пылко, отчаянно.

любит, впрочем, также.

— нет, — рычанием срывается с губ. взгляд его, всё ещё, блять, говорит об обратном. но лишь до того, как перед глазами вновь образ марлин в крови возникает, а сердце заходится в бешеной пляске. взгляд безжизненный глаз голубых преследует, мельтешит даже по прошествии пары часов; даже после того, как марлин в объятиях своих сжимал и уехать молил, скрыться от этой войны [от беллатрикс]. но принцесса его бунтует — блядская гриффиндорская храбрость друзей не позволяет оставить в беде. сириус клянёт это упрямство, поцелуй оставляя на светлой макушке и привычно взъерошивает мягкие кудри.

сириус знает, что только он способен её спасти.

(погубить)

расстояние к беллатрикс преодолевает в пару шагов, за взглядом её в отражении следя неотрывно. глаза в глаза в тусклом свечении свеч, чтобы не скользнуть ниже по болезненно-бледной коже, взгляд не бросить в сторону на постель, которую делила она с мужем. блять. она — проклятие его извечное, смертельное; она ревность блядскую будит в нутре даже сейчас, когда мысли заняты совершенно другим [другой]. сириус за спиной застывает её, пальцами шею хрупкую обхватывает привычно — ещё один идеальный шанс, которым он не воспользуется никогда. движение одно — и страх исчезнет, в прах превратятся тиски; так легко. пальцы сжимает сильнее, разжигая блеск безумный во взгляде её, но не смертельно.

никогда не смертельно.

— пощади марлин, — в слабости своей расписывается шёпотом низким. в слабости, которую изучила она хорошо чертовски, и это всё его вина. давление ослабляет едва, пальцами с нажимом ласкает отметины алые. — пожалуйста.

пощади меня.

потому что умереть было бы проще куда, нежели потерять марлин.

- pov: вы родились артистической натурой среди феанорингов, и сами вы феаноринг, о ужас, о горе;
- может убить арфой. Или лимериком. Но и мечом в целом тоже убьет без проблем а потом сложит об этом лимерик;
- говорят, был женат, но кому это интересно, когда надо надо ехать на войну за отцовскую ювелирку;
- принадлежит к либерально-адекватному крылу дома маньяков: не похищал лютиэней, не выгонял фелагундов одного к сауронам, творил дичь только при активации триггер-слова "сильмарилл";
- ну, разве что только немножко прибрал к рукам чужих детей, когда перерезал их родню, но это с кем не бывает, зато у Элронда с Элросом был лучший папка;
- детей Элронда с Элросом тоже должен воровать, чтобы посидеть с ними, иначе зачем вообще это всё;
- самый близкий Маэдросу из братьев, и, вероятно, единственный способный уколыбеливать его ПТСР;
- обреченный менестрель: два последних сына Феанаро и два камня, завершивших их борьбу; одному огненная бездна, другому бесконечные скитания вдоль морского побережья;
- и ежели кто услышит его безумные песни...

---

Детский валинорский флафф, бесконечное меню стекла и ангста в любое десятилетие по выбору, трагикомический ситком с близнецами-сиротками, захлебнуться соплями в Мандосе в посмертии. Даже эрупротивное модерн-ау. Всё хочу и всё готов. Только без лапслока, а в остальном я довольно сговорчивый старший брат. Верните мне мою большую мертвую семью.

важное

Пример моего поста

На вечерней заре Ост-Ин-Идиль превращался в ожерелье маково-алых огней: бесчисленные кузни, не прекращающие работу ни днем, ни ночью, выбрасывали в темнеющее небо снопы искр и клубы дыма, но дым тут же развеивался ветром из падубовых рощ, а искры оседали на узорчатых мостовых и серебряных кованых решетках, вспыхивали на прощание крошечными звездами и гасли. Звезды крупнее - в горнах за полуоткрытыми дверями - пылали до утра. Стук молотов, молотков и молоточков в это время становился особенно похож на колокольный перезвон - или, по крайней мере, королю Келебримбору так казалось.

Он абсолютно не царственно полусидел-полулежал на широких ступенях лестницы Дома Мастеров, от порога которого начинался тракт, ведущий за ворота города и пролегающий прямо до входа в Кхазад-Дум, государство гномов Мориа. Благодаря рельефу местности дорога просматривалась до самых гор, и даже в опускающейся темноте белела самым красноречивым символом союза двух народов.

 - Для тебя это странно? - спросил Келебримбор, проследив взгляд майя, сидящего на ступенях рядом. Улыбнувшись, он вытянул из кармана поясной сумки для инструментов длинную трубку и кисет, подарок своего старинного друга Нарви, уже много лет назад упокоившегося в старости, как и его государь, Дурин Первый. Впрочем, гномы верили, что дух Дурина бессмертен и переселяется в его потомков, названных тем же именем; умудренные опытом общения нолдор предпочитали с этим не спорить. - Когда на этом месте были одни времянки горняков и беженцев из Белерианда, я объявил, что Гвайт-и-Мирдайн будет домом, где родство определяется не происхождением, а талантом. Нам удалось воплотить это еще буквальнее, чем мы думали: некоторые из здешних мастеров - внуки тех гномов, что учили меня работать с морийской породой. Хотя, разумеется, жить на открытой местности всё еще "глупо и омерзительно".

В его голосе звучала любовная ирония. В первое время жизни в Эрегионе завоевать доверие упертых, скрытных и ревнивых до своих секретов жителей копей было для него делом такого же азарта, как некогда для отца - выучить и записать их язык. В действительности это оказалось не так уж сложно: сами представления гномов об эльфах, как о высокомерных белоручках, сыграли ему на руку. В первый раз его привели к шахте-колодцу, без света уходящей вглубь на полмили, и сказали: вот, господин нолдо, вы хотели изучать наше истинное серебро? Оно там, внизу. Достаточно было снять венец, положить его на землю, закинуть сумку за спину и начать спускаться по вбитым в скалу колья, чтобы сверху одобрительно засвистели и расхохотались, оценивая жест. Остальное было делом дипломатии и взаимного интереса - и тем, и другим было чему научить и чему научиться.

Сейчас Эрегион процветал плодами взаимного обмена, но уже много лет Келебримбор чувствовал, что исчерпал этот ресурс до дна. Драгоценный итильдин расцветал в лунном свете рунами на стенах его дома, камни источали блеск во тьме и открывали в линиях огранки цветущие картины, доспехи из митрила делали владельцев неуязвимыми, легкими и стойкими к скверне. Но это был потолок. Этого было мало. Он мучительно грезил о большем, и его сон каждую ночь разрывали видения солнечных молний. Похожее он испытал однажды в раннем детстве, схватившись руками за палантир в мастерской Феанаро: он словно пронизал собой весь мир и был миром, а мир был им самим... Сны оставляли его потяжелевшим и мрачным, и даже тоска по госпоже Артанис становилась просто тоской. Металл чувствовал его состояние и отказывался полностью отдавать ему свой голос. Он не был доволен ни единой вещью, вышедшей из-под его рук.

И вот сегодня, наконец, он снова был оживлен как нолдо, только-только пришедший в Край Падубов в поисках легендарного истинного серебра. Слова Аннатара, произнесенные несколько дней назад в зале Большой Сокровищницы, горели в нем огнем, схожим с молниями из видений. Это было предвкушение. Надежда. Немного строптивого внутреннего возмущения (всегда сложно стерпеть кого-то, кто лучше тебя, даже если он участвовал в творении Арды, когда Перворожденные были только замыслом). И словно глоток свежего воздуха от того, что чьи-то горизонты так же широки, как его собственные.

Его единственным опасением было после всех обещаний обнаружить в посланнике Валар ханжу, выдающего больше тумана, чем конкретных слов, и пришедшего в надежде управлять, манипулируя крупицами знаний. Изысканный, лучащийся небесным спокойствием облик майя наводил на подобные мысли. Но этот день они от зари до зари провели в кузнице, и теперь Келебримбор положа руку на сердце мог сказать - кем-кем, а ханжой Аннатара назвать невозможно. Пламя горнила всегда обнажает такие вещи. Это скорее он сам, с вернувшейся страстью показывая гостю процесс работы с митрилом, придержал кое-какие тонкости по собственнически-мастерской привычке (никогда не раскрывай до конца то, что только твое).

И вот, смыв с лица и рук копоть, они сидели на ступенях. Парящие в воздухе искры высвечивали в волосах Аннатара отблески первобытно-пламенного оттенка, и король подумал, что должен запомнить этот цвет. Раскурив трубочное зелье, он выпустил в воздух крепко пахнущий ночными травами дым и протянул попробовать трубку майя.

- Митрил хорошо хранит чары, - не в силах остановить течение мысли, продолжил он разговор, начатый еще в кузнице. - Но чары - это именно то, что утекает в землю Средиземья как в бездонный слив. То, что в Валиноре питает сам воздух, здесь стремится увянуть и распасться.

поломанная кукла смотрит в собственное отражение, осколками боли на дне зрачка. ладонью по изломанным ребрам и сорванным крыльям. Аврора ландышами расцветает и утренней росы ароматом одурманивает. так легко положила конец собственной жизни. он нашептывал ей: прыгай, сорвись в пропасть моя девочка. да, вот так, смелей. отравлена собственными мыслями, уязвима и грозится сорваться. не удержится, за голову хватается, кричит, а любящий брат лишь сильней к себе прижимает, имя "Аврора", с уст его срывается. она любила, так сильно проваливалась в омут собственных чувств, что не заметила как тонет. как прилив, что нес ярке краски любви, превратился в шторм пропитанный ненавистью в каждой своей капле. Рора презирает, Рора горло разрывает и Элайджу убить желает.

"дорогой Никлаус, мы ведь любили друг друга." все давно кануло в Лету. забыто, забито, стерто и выскоблено уродливыми шрамами по венам. брат Тристан, единственный человек на всем свете, что не бросит, не предаст любовь твою. он заботой душит, а ты и рада быть в тисках. свободы не ищешь. мягкую улыбку на лицо клеишь уродливым клеймом де Мартель. ты и он, одни против всего мира, так было тысячу лет назад, так случится и теперь. глупый Люсьен, влюбленный мальчишка конюх. он своими знаками внимания лишь сильней напоминает о твоих поражениях. руки его нежно касаешься, услаждая эго. ласкаешь, лелеешь, про себя лишь один вопрос задавая: почему Ник так не может. ведь не твоя в том вина была. это все Элайджа. треклятый брат, что разлучил вас. развел по разным дорогам. Ребекка, твой сир и условная зацепка за реальность. защитить ее от междоусобиц и чертового предсказания. пусть все Майклсоны падут, сгинут и будут уничтожены. лишь одна Ребекка достойна спасения. она мир найдет на дне океана, в целости и сохранности.

---

Рора шикарна. от себя могу обещать интересное взаимодействие и твои любимые интриги. ты меня ненавидишь, а я считаю это до безобразия милым. ты безумна, ты опасна и ты сломлена. ну прекрасное же сочетание. тем более что в 2029 году, ты глава триады, и уже выловила своего брата из океана. а тут и мы воскресли, вот же досада, игра то не закончена

Пример моего поста

THE VENGEFUL ONE
х disturbed х

[indent] неудобная правда, обнаженной фигурой ластится под боком твоим. скалится обнажая белоснежную улыбку. хватит, и так знаешь что забить решил. слишком уязвлен жизнью, чтобы продолжать давить на горло собственного морализма. шестеренки давно сломанные, скрипят под пальцами твоими, а ты лишь ухмыляешься. вопросы из разряда "зачем" и "почему", пылают алыми буквами, складываясь в имя "никлаус". заебался чинить поломанные игрушки, что давит он пятой не раздумывая. закончился супер клей, идеи и всяческое желание. последнее выдохлось как пузырьки из бутылки шампанского, что забыли закупорить после вечеринки, и забросили за диваном. всему приходит конец, а джия была финишной линией твоего прощения. ее скрипка, теперь одиноко пылилась на полке между кантом и декартом. вычурно пошло на твой вкус, но другого не нашлось в тот момент, когда ее тело тлело под пеленой зловонного керосина, а марселас в знак памяти о ней, вручил тебе сей музыкальный инструмент. именно по нему ее пальцы скользили задевая струны твоей души некогда. 

[indent] большие миндального цвета глаза, парализованные приказом никлауса, стали щелчком рубильника, после которого банальные запреты самому себе, утратили всяческий эффект. к чему жертвовать личным эгоизмом в угоду того, кто не ценит этого вот уже тысячу лет. как-то хейли сказала, что никлаус тебя не заслуживает, а ты лишь улыбнулся сему наивному выпаду. но сейчас, ты даже проникся этой вскользь брошенной мысли. она неплохо так оформилась в шлейф белоснежных волос на твоей подушке. в аромат духов молоденькой ведьмочки сифона, что будоражила мысли тысячелетнего калеки. оставить сие чудо природы себе и не делиться. побыть какое-то время в среде, где не нужно бегать и подчищать за братом, приятная отдушина на краткий отпуск. ведь ты четко осознаешь, что все это не продлится вечно. однажды гибрид постучит в дверь твоего лофта и будет как дерзкая бабка, перекладывать вину на тебя, хотя сам не может дотащить свою авоську до дома, ибо макарон набрал килограмм пятьдесят и в одни зубы не ухватить. нику всегда нужен его старший брат [partners in crime, как бы он там не выебывался], а ты просто ебать как устал от этого. тебе нужна пауза и что-то хорошее в жизни да приятное

[indent] разумеется отдых от семьи не может длиться бесконечно и брат что ворвался в твой лофт, тому прямое подтверждение. — как всегда без приглашения. тысяча лет, манер ноль. не изменяешь себе ни в чем. — сидя в углу дивана, закинув ногу на ногу, а руку вальяжно вытянув вдоль спинки, ты даже от книги поленился отвлечься. как бы — а зачем? чтобы услышать очередной стук бисера о приличной стоимости ламинат, что ты недавно тут выложил. стильный ремонт лофта занял какое-то время, но тебе нравилось работать руками. это отвлекало от навязчивых мыслей, а с тех пор как матушка покопалась в твоей голове и ебанула со всей дури по петлям красной двери, с психикой частенько становилось слишком нестабильно.

[indent] — тебе же не надоело притворяться, будто хейли не пометила все кусты в округе нового орлеана по твоей вине. — буднично лизнув подушечку пальца, перелистываешь страницу, так и не одарив брата своим тяжелым взглядом. казалось бы заслужил, но ненавидеть и презирать, слишком энергозатратно, а ты сегодня слишком в ресурсе, чтобы одаривать никлауса энергией. и потом, он и сам без труда нашел твой бар и почувствовал себя как дома. видимо стоило переехать в другой город, а не на отшиб. быть может утомительная поездка, заставила бы майклсона забыть твой адрес. хотя, зная какой занозой бывает клаус, рассчитывать на подобную леность, видимо не придется.

[indent] стоило затронуть твоих потомков, как ты прикрыл книгу и наконец-то соизволил взглянуть на предмет беспокойства. никлаус выглядел полным сил. заведенным на очередные необдуманные поступки, после которых у тебя будет болеть голова еще месяц. наверняка кто-то погибнет. кто-то совершенно незначительный на первый взгляд. что потом это все выльется в очередной кризис семьи Майклсон [НЕТ, НАХУЙ, НЕ ХОЧУ]. возвращаешься к книге, которую по большому счету не читаешь. но лучше уж смотреть на рандомные буквы, нежели в вероломные глаза, что не удосужились за все это время, банально извиниться. — волнуешься что тристан украдет твою корону? я бы не беспокоился на этот счет, вряд-ли кто-то способен поднять ее. настолько она велика. — слегка приподнявшись с места, театрально вздымаешь книгу чуть вверх и с гулких хлопком закрываешь. уложив издание на стол, подцепляешь сигарету, что лежит в пачке рядом и неторопливо прикуриваешь.

[indent] вздрюченость никлауса, просачивается наружу. хотя скажем так, брат никогда не был мастером маскировать свой гнев, особенно пред тобой. в какой-то момент, бытие эмоциональной помойки, прилипло к тебе аки ярлык. вместе с лакеем, приспешником и миньоном. выпустив серые клубы дыма, поднимаешься на ноги и направляешься к столику с напитками. брат кидает очередную фразу, приукрашенную излюбленной пассивной агрессией. жест столь излюбленный и затертый, что не находит отклика кроме пустого "ХМ". открыв графин с бурбоном, отливаешь себе чуть меньше половины стакана. — тристан со своим кружком "вычурных", заприметил меня приглашением на бал "неясытей". я не мог отказать себе в удовольствие и посетил его. — заливаешь его в себя залпом. глотку приятно обжигает, растекаясь по пищеводу. — но объект того что мне поведали, оказался мало приятным. — хоть события после и подсластили горькую пилюлю.

[indent] вернувшись на мягкое и удобно расположившись, ты тянул никотин, наслаждаясь каждой секундой. обсессия была столь приятна, что все остальное не выкручивало тумблер огорчения на максимум. — его ведьмы показали мне предсказание, в котором были все мы. и если это не обман, то будущее не сулит нам ничего хорошего. ни тебе, ни мне. — стряхнув пепел, крутишь сигарету в руках, завороженно наблюдая за тем, как тлеет ее кончик. — тристан заявил что приехал в новый орлеан, чтобы защитить своего сира. разумеется я не поверил ему ни на миг. он что-то задумал . . . и не он один. если в уравнении присутствует тристан, то и аврора с люсьеном не остались за скобками. — грубо тушишь бычок о пепельницу, отряхивая ладони после. — учитывая что мы с ними сделали в свое время, не думаю что эта троица преисполнилась теплыми чувствами к нашей семье.

старшая сестра. в нашей семье это пожалуй больше клеймо, нежели повод для гордости. тяжело тянуть на своем горбу, целую свору убийц и безумцев. пожалуй, большинство бы ужаснулось такой перспективе, но только не ты. ты, моя дорогая сестра, грезила обрести семью. холодными ночами, кончиком носа в ароматную солому уткнувшись, надеялась что мама услышит, что мама придет. мама ведь непременно найдет? ведь так? но время шло, существование бок о бок с теткой Далией, было невыносимым. а мама так и не пришла. вообще никто не пришел. отец, любимый папочка, благородный викинг Майкл, разрушил всю свою семью, во славу тебе одной. своей самой любимой и единственной Фрейе. малышке с золотом в волосах и чертенятами в глазах. юная ведьма, что каждый день, на протяжении тысячи лет, пыталась вырваться из оков рабства собственной тетки. думаю именно с твоей истории однажды написали "рапунцель". вернемся к насущному. наконец-то явившись как Мэри Поппинс на порог, тебя приняли мягко сказать прохладненько. от одного лишь взгляда Никлауса, ад покрылся льдом. ваше противостояние могло войти в историю, если бы хоть кто-то его протоколировал. ты стоически вынесла тонны недоверия и вагоны оскорблений. нашла подход к каждому и осуществила мечту всей жизни — стала старшей сестрой семьи Майклсон. смелая, мудрая и отчаянная. гремучая смесь в чане смертельной опасности. ты опасный противник, и один из самых мощных союзников. древняя ведьма рода Майклсон, с накопленными веками знаниями. самыми ветхими от старости гримуарами и неординарным подходом к делу. ты не раз уже доказывала, что переходить тебе дорогу, чревато. ровно так же, как и вредить твоей семье

---

мы все очень любим и ждем сестричку. играем по временам наследий, так что судьбу свою накрутить ты можешь как тебе захочется. жена и сын не обязательны, но возможны. все чего твоя душа пожелает. а мы с своей стороны обещаем любить и баловать вниманием. ах да, мы тут все такие нетрадиционной наружности и с ебанцой. любим ломать канон и не ограничивать фантазию. надеюсь ты любишь комер, но если что, она менябельна

Пример моего поста

THE VENGEFUL ONE
х disturbed х

[indent] неудобная правда, обнаженной фигурой ластится под боком твоим. скалится обнажая белоснежную улыбку. хватит, и так знаешь что забить решил. слишком уязвлен жизнью, чтобы продолжать давить на горло собственного морализма. шестеренки давно сломанные, скрипят под пальцами твоими, а ты лишь ухмыляешься. вопросы из разряда "зачем" и "почему", пылают алыми буквами, складываясь в имя "никлаус". заебался чинить поломанные игрушки, что давит он пятой не раздумывая. закончился супер клей, идеи и всяческое желание. последнее выдохлось как пузырьки из бутылки шампанского, что забыли закупорить после вечеринки, и забросили за диваном. всему приходит конец, а джия была финишной линией твоего прощения. ее скрипка, теперь одиноко пылилась на полке между кантом и декартом. вычурно пошло на твой вкус, но другого не нашлось в тот момент, когда ее тело тлело под пеленой зловонного керосина, а марселас в знак памяти о ней, вручил тебе сей музыкальный инструмент. именно по нему ее пальцы скользили задевая струны твоей души некогда. 

[indent] большие миндального цвета глаза, парализованные приказом никлауса, стали щелчком рубильника, после которого банальные запреты самому себе, утратили всяческий эффект. к чему жертвовать личным эгоизмом в угоду того, кто не ценит этого вот уже тысячу лет. как-то хейли сказала, что никлаус тебя не заслуживает, а ты лишь улыбнулся сему наивному выпаду. но сейчас, ты даже проникся этой вскользь брошенной мысли. она неплохо так оформилась в шлейф белоснежных волос на твоей подушке. в аромат духов молоденькой ведьмочки сифона, что будоражила мысли тысячелетнего калеки. оставить сие чудо природы себе и не делиться. побыть какое-то время в среде, где не нужно бегать и подчищать за братом, приятная отдушина на краткий отпуск. ведь ты четко осознаешь, что все это не продлится вечно. однажды гибрид постучит в дверь твоего лофта и будет как дерзкая бабка, перекладывать вину на тебя, хотя сам не может дотащить свою авоську до дома, ибо макарон набрал килограмм пятьдесят и в одни зубы не ухватить. нику всегда нужен его старший брат [partners in crime, как бы он там не выебывался], а ты просто ебать как устал от этого. тебе нужна пауза и что-то хорошее в жизни да приятное

[indent] разумеется отдых от семьи не может длиться бесконечно и брат что ворвался в твой лофт, тому прямое подтверждение. — как всегда без приглашения. тысяча лет, манер ноль. не изменяешь себе ни в чем. — сидя в углу дивана, закинув ногу на ногу, а руку вальяжно вытянув вдоль спинки, ты даже от книги поленился отвлечься. как бы — а зачем? чтобы услышать очередной стук бисера о приличной стоимости ламинат, что ты недавно тут выложил. стильный ремонт лофта занял какое-то время, но тебе нравилось работать руками. это отвлекало от навязчивых мыслей, а с тех пор как матушка покопалась в твоей голове и ебанула со всей дури по петлям красной двери, с психикой частенько становилось слишком нестабильно.

[indent] — тебе же не надоело притворяться, будто хейли не пометила все кусты в округе нового орлеана по твоей вине. — буднично лизнув подушечку пальца, перелистываешь страницу, так и не одарив брата своим тяжелым взглядом. казалось бы заслужил, но ненавидеть и презирать, слишком энергозатратно, а ты сегодня слишком в ресурсе, чтобы одаривать никлауса энергией. и потом, он и сам без труда нашел твой бар и почувствовал себя как дома. видимо стоило переехать в другой город, а не на отшиб. быть может утомительная поездка, заставила бы майклсона забыть твой адрес. хотя, зная какой занозой бывает клаус, рассчитывать на подобную леность, видимо не придется.

[indent] стоило затронуть твоих потомков, как ты прикрыл книгу и наконец-то соизволил взглянуть на предмет беспокойства. никлаус выглядел полным сил. заведенным на очередные необдуманные поступки, после которых у тебя будет болеть голова еще месяц. наверняка кто-то погибнет. кто-то совершенно незначительный на первый взгляд. что потом это все выльется в очередной кризис семьи Майклсон [НЕТ, НАХУЙ, НЕ ХОЧУ]. возвращаешься к книге, которую по большому счету не читаешь. но лучше уж смотреть на рандомные буквы, нежели в вероломные глаза, что не удосужились за все это время, банально извиниться. — волнуешься что тристан украдет твою корону? я бы не беспокоился на этот счет, вряд-ли кто-то способен поднять ее. настолько она велика. — слегка приподнявшись с места, театрально вздымаешь книгу чуть вверх и с гулких хлопком закрываешь. уложив издание на стол, подцепляешь сигарету, что лежит в пачке рядом и неторопливо прикуриваешь.

[indent] вздрюченость никлауса, просачивается наружу. хотя скажем так, брат никогда не был мастером маскировать свой гнев, особенно пред тобой. в какой-то момент, бытие эмоциональной помойки, прилипло к тебе аки ярлык. вместе с лакеем, приспешником и миньоном. выпустив серые клубы дыма, поднимаешься на ноги и направляешься к столику с напитками. брат кидает очередную фразу, приукрашенную излюбленной пассивной агрессией. жест столь излюбленный и затертый, что не находит отклика кроме пустого "ХМ". открыв графин с бурбоном, отливаешь себе чуть меньше половины стакана. — тристан со своим кружком "вычурных", заприметил меня приглашением на бал "неясытей". я не мог отказать себе в удовольствие и посетил его. — заливаешь его в себя залпом. глотку приятно обжигает, растекаясь по пищеводу. — но объект того что мне поведали, оказался мало приятным. — хоть события после и подсластили горькую пилюлю.

[indent] вернувшись на мягкое и удобно расположившись, ты тянул никотин, наслаждаясь каждой секундой. обсессия была столь приятна, что все остальное не выкручивало тумблер огорчения на максимум. — его ведьмы показали мне предсказание, в котором были все мы. и если это не обман, то будущее не сулит нам ничего хорошего. ни тебе, ни мне. — стряхнув пепел, крутишь сигарету в руках, завороженно наблюдая за тем, как тлеет ее кончик. — тристан заявил что приехал в новый орлеан, чтобы защитить своего сира. разумеется я не поверил ему ни на миг. он что-то задумал . . . и не он один. если в уравнении присутствует тристан, то и аврора с люсьеном не остались за скобками. — грубо тушишь бычок о пепельницу, отряхивая ладони после. — учитывая что мы с ними сделали в свое время, не думаю что эта троица преисполнилась теплыми чувствами к нашей семье.

единственный в своем роде трибрид; 20 [21]; волшебный единорог; мамина радость и папина гордость; та, что обречена вечно искуплять вину семьи; девочка с daddy issues   

дочь первородного гибрида — Клауса Майклсона, и королевы волков клана полумесяца — Хейли Маршалл; сверхъестественный коллапс вселенной и гроза всех ведьм Нового Орлеана; зачата в алкогольном кураже, а рождена в крови на алтаре; подвергалась попыткам убийства с самого момента существования; рождение Хоуп, считали признаком приближающегося сверхъестественного рагнарека.   

в жизни Хоуп, преобладает образ отца, которого она безоговорочно любит. долгие годы разлуки с ним, вынудили дочь пойти на опрометчивый шаг, в следствие которого была убита ее мать. как итог, к шестнадцати годам, Майклсон остается сиротой и полностью переезжает в школу для одаренных детей Сальваторе, что выбрали для нее родители. 

большую часть жизни, Хоуп была замкнутой и нелюдимой. боялась сближаться с людьми, из страха снова переживать боль утраты. все свободное время посвящала урокам в школе и занятиям с бывшим охотником, Алариком Зальцманом. привыкла вымещать негатив и сиюминутную агрессию в физическом аспекте. поэтому частенько пропадала в спортзале и на пирсе у реки, где отрабатывала удары и приемы. 

когда стало ясно что Хоуп является ключом в убийстве Маливора, она не задумываясь решила пожертвовать собой. Майклсон наконец-то осознала, что ее рождение не было ошибкой. что вселенная создала ее именно для финальной битвы с этим чудовищем. даже не зная что ее ждет, трибрид погрузилась в пучиной черной смолы и блуждала по ее темным закоулкам многие месяцы, пока не выбралась в мир, в котором ее даже не вспомнили

спустя несколько стычек с Маливором, последний вселился в тело Лэндона Кирби, любви всей жизни печально известного трибрида. по классике всех любовных драм, Хоуп пришлось пожертвовать своим возлюбленным, дабы остальной мир жил. активировав свою вампирскую стезю, Майклсон убивает Лэндона . боль утраты и отчаяние, заставляют Хоуп пойти на крайние меры. заручившись поддержкой близняшек Зальцман, Хоуп произносит заклинание, которому суждено возыметь непредсказуемый эффект. вместо воскрешения Лэндона, оно переносит троицу в 2013 год.

но Хоуп и там успела наворотить делов, проторчав целый год в  прошлом, Хоуп своевольно выдергивает своих подруг обратно в настоящее и это имеет нехуевые такие последствия. в виде взбешенной Лиззи, которая срывается, убивает кучу народа и воскрешает родителей Хоуп, в доказательство своей силы. теперь Хоуп хочет вымолить прощение у подруги и вернуть ее в прежнее состояние.

---

более подробно что там у нас происходит, мы тебе расскажем уже лично в нашей уютной теме. пласт игры огромен. любой отрезок времени в нашем распоряжении. приходи племяшка, любить будем.

Пример моего поста

nine perfect strangers [main theme]
geek music

[indent]каллиграфические завитки на вантаблэковых буквах, кричат громче сирены оповещения. пальцем по шершавой бумаге проводишь, слегка уста размыкая. кончик языка на нижней губе замирает. в какие игры тристан играет на этот раз. чего хочет этот щенок.  крови _ представления _ страданий? ты готов преподнести ему сей подарок. в конце концов, ты пропустил столько дней его рождения. нормальному отцу впору постыдиться, но ты не нормальный, да и он не примерный сыночка _ корзиночка. тристана нужно наземь повалить и херачить палкой по хребту, чтобы наконец уяснил место свое. но ты лишь хмыкаешь, откладывая пригласительное, отпечатанное на плотной бумаге. наверняка это ловушка, ничего иного ожидать не приходится, но любопытство берет верх. в конце концов, где ты, а где он. де мартелю нечего противопоставить, кроме напыщенной моськи и злобного взгляда исподлобья.

[indent]"не желаешь пойти со мной вечером на бал. предупреждаю заранее, будет скучно, опасно и возможно придется танцевать". вот так просто ты решил совершить камингаут для всего сверхъестественного сообщества. хотел прятать диковину в виде элизабет только для себя, а тут решил похвастаться. что это как не тщеславие. памятуя о прошлых твоих романтических интересах, лучше было бы выслать ведьму что сошла прямиком из красной книги подальше города, да поскорей. пока ее не заприметил клаус и не врубил свою нескончаемую паранойю. пока все не стало слишком сложно. тысячелетний калека с обостренным птср и юная _ весьма хрупкая и до безобразия смертная девушка — это хуевое комбо еще на стадии заводских настроек. впору шлепнуть себя по лицу и прийти в себя. но вот уже поздно, ведь элизабет потребовалось с минуту на обдумывание и секунда для согласия. ты пропал.

[indent]очередной костюм тройка от бриони. педантично накрахмаленные белоснежные манжеты рубашки и пальцы, что не дрогнув застегивают винтажные запонки. геральдическая лилия, довольно символична для нового орлеана. отглаженный платок, расправляется в воздухе и отправляется в нагрудный карман аккуратным узором. ты затягиваешь галстук туже по привычке, не теряя излюбленной выправки. порядок во всем, держит в узде зверя за красной дверью. пока твой облик остается идеальным и кристально чистым, петли не трясутся, а ручка не дергается. ты можешь даже сойти за вполне себе адекватного члена общества.

[indent]предпочел бы забрать лафлин прямо из дома, но своевольная ведьма отказалась от такого эскорта. ты не настаивал, ведь сам своего рода феминист. уважаешь ее выбор, ведь каждый хозяин своей собственной судьбы. особенно те кто тебе симпатизируют, а о прочих подумаешь когда-нибудь никогда. излюбленные двойные стандарты семьи майклсон, чьим образцовым представителем ты и был. стоя у парадного входе в старинный особняк, ты не торопился в основной зал. было бы моветоном не дождаться своей спутницы. достав сигарету из пачки, ты пропускал никотин сквозь многовековые легкие. наблюдал за тем, как лето постепенно покидало свой ореол обитания. листья деревьев еще не занялись привычными оттенками осени, но в воздухе уже пахло оранжевыми густыми мазками кисти. можно было доставать плащи и накидки на плечи плотней.

[indent]пока стрелка часов прилипла к циферблату, ты анализировал последние два дня. то как никлаус порывался пойти с тобой и разметать тристана на месте. как хейли силилась составить тебе компанию на чистой закиси нездорового интереса. и если маршалл можно было сказать "нет", аргументируя тем, что для нее это слишком опасно, а ты не собираешься нести ответственность за смерть матери своей племянницы, то с братом дела обстояли иначе. он уже столкнулся с люсьеном и был недоволен, а теперь его мысли занимал еще и тристан. оставалось в эту колоду затасовать только аврору для "фулл хауса". он нервничал, это считывалось на раз, ты же не выказывал ни единой ноты сомнения. как всегда, был уверен в том что говоришь и делаешь. ведь в этом и есть весь смысл бытия старшего брата, оберегать младшего. ну и конечно же, ты не особо хотел сталкивать носами клауса со своей потенциальной новой пассией.

[indent]томительное ожидание сменилось долгожданной наградой. мимо еще зеленых растений, вышагивала неземной красоты девушка. слишком молодая и неопытная для тебя. впору постыдиться, элайджа. но сердцу и взгляду не прикажешь. в полутьме улицы, освещенной лишь несколькими верхними фонарями, ее кожа казалась белей обычного. оголенные плечи соблазнительно манили прикоснуться к этой красоте. вырез на платье оставлял простор для фантазии но играл на грани твоих нервов, будто искусный пианист по клавишам. тонкая лебединая шея, в которую с наркотическим кайфом вонзился бы любой из присутствующих сегодня гостей. ты очень четко представил как ведешь по ней кончиком пальца, как по ее позвонкам пробегает вереница мурашек.

[indent]элизабет лафлин была прекрасным видением, отражающимся на дне твоего зрачка. броско очерченный контур губ, столь чувственных что так и тянуло запечатлеть на них свой поцелуй, но ты сдержался. большие глаза блюдца что блестят даже тут, в этой полутьме ночи. и волосы. копна белоснежных волос собранных вверх. аккуратная прическа из которой выбивалось несколько вьющихся прядей. пора признать, что у тебя нездоровый сексуальный кинк на снежных блондинок и смириться. — прекрасно выглядите мисс лафлин. боюсь с такой спутницей, остаться в тени у меня не получится. — сделав небольшой шаг навстречу, подставляешь ей по-джентльменски плечо.

[indent]— готова? — вот так просто, без лишних слов, вы шагнули внутрь зала с вульгарно вычурным убранством. все здесь кричало о переизбытке денег, власти, вкуса. хотя, если сложить два и два, то это как раз та обстановка, с которой ты гармонировал лучше всего. а еще ты не сказал элизабет, что все присутствующие здесь сегодня, происходят из твоей кровной линии. было любопытно, догадается она сама или нет. стоило вам войти, как официанты в черных масках поднесли подносы с шампанским. легко подхватив два бокала за тоненькие ножки, ты манерно передал один спутнице. разумеется все глазели на тебя. одни с воодушевленным благоговением, другие же с плохо скрываемым презрением. все было вполне привычно, пока пред тобой не появилась айя.

[indent]айя — женщина пожар, женщина погибель. та кому, ты даровал бессмертие, потому что такие как она не должны умирать. эта дерзкая женщина из самого сердца египта, была бойцом до мозга костей. она та самая женщина с удивительными качествами, которые ты так ценил в противоположном поле. сочетание женственности и грубости, нежности и воинственности. она могла убивать и сострадать, плакать и смеяться, стратсно любить и люто ненавидеть. в какой-то моменты тумблер щелкнул и твое сердце поддалось ее натиску. элайджа майклсон влюбился, потому-что иначе было невозможно. тогда это было предрешено, как и то, что ты бросил ее вместе с неясытями тысячу лет назад, убегая от собственного отца. — здравствуй айя. — буднично, с ноткой грусти сорвалось с твоих губ, в то время как тоненькая ручка мисс лафлин, покоилась на твоем плечо.

первородный гибрид; король нового орлеана; бывший будущий муж королевы нового орлеана [это не намек, это приговор]; любящий отец для волшебного единорога

---

викинг, завоеватель, царь и жестокий убийца. временами маньяк, на постоянке физический и моральный абьюзер. видит цель _ не видит препятствий. ради семьи готов на все и чуточку больше. самый плохой брат, что не упустит возможности порефлексировать на тему своего статуса «бастарда» семейства. отец, что вместо того, чтобы менять пеленки, решил вернуть себе корону и трон: спойлер! лучше бы детские кашки варил. накликал таких бед, что все кто худо бедно был вынужден его выносить, стали ненавидеть. гордый отец, что всеми силами старается не скатиться в статус «бати _ арбузера», коим являлся Майкл. хоть последний и не был биологическим отцом, но как принято — отец не тот кто родил, а тот кто воспитал и по хребту мечем бил. при всей испепеляющей ненависти, Клаус больше всех остальных детей Эстер, походит на Майкла. у судьбы извращенное чувство юмора. пожертвовал собой ради дочери, и воскрес спустя три года.

---

биба для моего бобы. смысл моего существования эс олвейс. приходи и твори хуйню, а то мне разгребать нехуй без тебя, заскучаю. все карты про наш безумный сюжет, выложим на стол непосредственно лично. все как любят истинные ролевики дв _ много стекла, соплей и боли. помимо меня, тебя очень ждет Хейли

Пример моего поста

THE VENGEFUL ONE
х disturbed х

[indent] неудобная правда, обнаженной фигурой ластится под боком твоим. скалится обнажая белоснежную улыбку. хватит, и так знаешь что забить решил. слишком уязвлен жизнью, чтобы продолжать давить на горло собственного морализма. шестеренки давно сломанные, скрипят под пальцами твоими, а ты лишь ухмыляешься. вопросы из разряда "зачем" и "почему", пылают алыми буквами, складываясь в имя "никлаус". заебался чинить поломанные игрушки, что давит он пятой не раздумывая. закончился супер клей, идеи и всяческое желание. последнее выдохлось как пузырьки из бутылки шампанского, что забыли закупорить после вечеринки, и забросили за диваном. всему приходит конец, а джия была финишной линией твоего прощения. ее скрипка, теперь одиноко пылилась на полке между кантом и декартом. вычурно пошло на твой вкус, но другого не нашлось в тот момент, когда ее тело тлело под пеленой зловонного керосина, а марселас в знак памяти о ней, вручил тебе сей музыкальный инструмент. именно по нему ее пальцы скользили задевая струны твоей души некогда. 

[indent] большие миндального цвета глаза, парализованные приказом никлауса, стали щелчком рубильника, после которого банальные запреты самому себе, утратили всяческий эффект. к чему жертвовать личным эгоизмом в угоду того, кто не ценит этого вот уже тысячу лет. как-то хейли сказала, что никлаус тебя не заслуживает, а ты лишь улыбнулся сему наивному выпаду. но сейчас, ты даже проникся этой вскользь брошенной мысли. она неплохо так оформилась в шлейф белоснежных волос на твоей подушке. в аромат духов молоденькой ведьмочки сифона, что будоражила мысли тысячелетнего калеки. оставить сие чудо природы себе и не делиться. побыть какое-то время в среде, где не нужно бегать и подчищать за братом, приятная отдушина на краткий отпуск. ведь ты четко осознаешь, что все это не продлится вечно. однажды гибрид постучит в дверь твоего лофта и будет как дерзкая бабка, перекладывать вину на тебя, хотя сам не может дотащить свою авоську до дома, ибо макарон набрал килограмм пятьдесят и в одни зубы не ухватить. нику всегда нужен его старший брат [partners in crime, как бы он там не выебывался], а ты просто ебать как устал от этого. тебе нужна пауза и что-то хорошее в жизни да приятное

[indent] разумеется отдых от семьи не может длиться бесконечно и брат что ворвался в твой лофт, тому прямое подтверждение. — как всегда без приглашения. тысяча лет, манер ноль. не изменяешь себе ни в чем. — сидя в углу дивана, закинув ногу на ногу, а руку вальяжно вытянув вдоль спинки, ты даже от книги поленился отвлечься. как бы — а зачем? чтобы услышать очередной стук бисера о приличной стоимости ламинат, что ты недавно тут выложил. стильный ремонт лофта занял какое-то время, но тебе нравилось работать руками. это отвлекало от навязчивых мыслей, а с тех пор как матушка покопалась в твоей голове и ебанула со всей дури по петлям красной двери, с психикой частенько становилось слишком нестабильно.

[indent] — тебе же не надоело притворяться, будто хейли не пометила все кусты в округе нового орлеана по твоей вине. — буднично лизнув подушечку пальца, перелистываешь страницу, так и не одарив брата своим тяжелым взглядом. казалось бы заслужил, но ненавидеть и презирать, слишком энергозатратно, а ты сегодня слишком в ресурсе, чтобы одаривать никлауса энергией. и потом, он и сам без труда нашел твой бар и почувствовал себя как дома. видимо стоило переехать в другой город, а не на отшиб. быть может утомительная поездка, заставила бы майклсона забыть твой адрес. хотя, зная какой занозой бывает клаус, рассчитывать на подобную леность, видимо не придется.

[indent] стоило затронуть твоих потомков, как ты прикрыл книгу и наконец-то соизволил взглянуть на предмет беспокойства. никлаус выглядел полным сил. заведенным на очередные необдуманные поступки, после которых у тебя будет болеть голова еще месяц. наверняка кто-то погибнет. кто-то совершенно незначительный на первый взгляд. что потом это все выльется в очередной кризис семьи Майклсон [НЕТ, НАХУЙ, НЕ ХОЧУ]. возвращаешься к книге, которую по большому счету не читаешь. но лучше уж смотреть на рандомные буквы, нежели в вероломные глаза, что не удосужились за все это время, банально извиниться. — волнуешься что тристан украдет твою корону? я бы не беспокоился на этот счет, вряд-ли кто-то способен поднять ее. настолько она велика. — слегка приподнявшись с места, театрально вздымаешь книгу чуть вверх и с гулких хлопком закрываешь. уложив издание на стол, подцепляешь сигарету, что лежит в пачке рядом и неторопливо прикуриваешь.

[indent] вздрюченость никлауса, просачивается наружу. хотя скажем так, брат никогда не был мастером маскировать свой гнев, особенно пред тобой. в какой-то момент, бытие эмоциональной помойки, прилипло к тебе аки ярлык. вместе с лакеем, приспешником и миньоном. выпустив серые клубы дыма, поднимаешься на ноги и направляешься к столику с напитками. брат кидает очередную фразу, приукрашенную излюбленной пассивной агрессией. жест столь излюбленный и затертый, что не находит отклика кроме пустого "ХМ". открыв графин с бурбоном, отливаешь себе чуть меньше половины стакана. — тристан со своим кружком "вычурных", заприметил меня приглашением на бал "неясытей". я не мог отказать себе в удовольствие и посетил его. — заливаешь его в себя залпом. глотку приятно обжигает, растекаясь по пищеводу. — но объект того что мне поведали, оказался мало приятным. — хоть события после и подсластили горькую пилюлю.

[indent] вернувшись на мягкое и удобно расположившись, ты тянул никотин, наслаждаясь каждой секундой. обсессия была столь приятна, что все остальное не выкручивало тумблер огорчения на максимум. — его ведьмы показали мне предсказание, в котором были все мы. и если это не обман, то будущее не сулит нам ничего хорошего. ни тебе, ни мне. — стряхнув пепел, крутишь сигарету в руках, завороженно наблюдая за тем, как тлеет ее кончик. — тристан заявил что приехал в новый орлеан, чтобы защитить своего сира. разумеется я не поверил ему ни на миг. он что-то задумал . . . и не он один. если в уравнении присутствует тристан, то и аврора с люсьеном не остались за скобками. — грубо тушишь бычок о пепельницу, отряхивая ладони после. — учитывая что мы с ними сделали в свое время, не думаю что эта троица преисполнилась теплыми чувствами к нашей семье.

флинн — галантный мошенник, как называет себя сам; флинн — конченая мразь в футболке нирвана и с сигаретой в зубах. сотни имён, десяток отпечатков губной помады на шее и ухмылка провокационная. ради чего? ради пары марок или чтобы забыть, что он всего лишь ненужный мусор? флинну снится до сих пор прокуренный голос матери. в тех снах она не поёт ему колыбельные; в тех снах она имена чужие выдавливает со стонами фальшивыми насквозь за очередную дозу, пока мальчишка тянет скудную пачку купюр из кармана брошенных в коридоре брюк очередного гостя. ему насрать абсолютно уже тогда, что из-за недосчитанных купюр под глазом у неё расцветёт фингал. флинну насрать на всех ещё с шестилетнего возраста. впрочем, это на уровне генетическом, потому что мать снова пропадёт на наделю, оставив его одного с пачкой макарон и двумя недокуренными сигаретами. раз, второй, третий он её ждал. а потом научился лгать и красть.

потом он стал тем, кого заботит лишь выгода собственная.

раз за разом обещал себе завязать — с кражами, с кайфом — и находил сотню причин почему не «сейчас». последний большой куш, чтобы хватило на безбедную старость. последний приход, чтобы раз и навсегда стереть воспоминания. хер забил и не считал сколько тех «последних» было уже. больше десятка так точно. дом старухи скрытной на отшибе леса стать должен был уже точно делом последним. зашторенные окна, мощнейшая система сигнализации и забор в три метра — бедные отшельники так не изощряются. флинн рассчитывал на драгоценности, пачки денег или хотя бы парочку оригинальных картин именитых художников. флинн уж точно не рассчитывал получить сковородкой по затылку и очнуться связанным, после всех ухищрений, чтобы обойти системы безопасности.

его сокровище — полтора метра дерзости со сковородой в руке и длинным хвостом золотистых волос.

где это такое видано вообще?

она требует помочь ей выбраться, чтобы салюты ежегодные в день независимости впервые увидеть не из окна украдкой. всего пару дней, а за это она отдаст ему брошь в виде солнца с россыпью редчайших бриллиантов. всего пара дней, и он получит свой приз. пара дней с той единственной, кто на очарование не ведётся его и размахивать перед лицом его продолжает палками. эли миру внешнему не доверяет вовсе, а ему — так тем более. разве она не права? на протяжении всего пути он лжёт — их точка конечная не салюты, а поместье фюрстов. если бы корпорации были бы королевством, мистер фюрст непременно был бы там королём. а к счастью флинна, в руки к нему попалась маленькая пропавшая принцесса, за возвращение которой обещали шестизначное вознаграждение. не такое сокровище он искал, но так даже лучше.

эли на вспышки в небе [салют] с восхищением детским смотрит.
флинн смотрит на неё. только на неё.

(будто в ней весь свет мира собрался и впервые засиял для него)

вручить её растроганному папаше, забрать чек и укатить в закат проживать безбедно яркую жизнь — план надёжный, как швейцарские часы. когда же он успел просрать его? тогда, когда она в руках его дрожала, прячась от шумного мира? или когда говорила, что только ему доверяет, пока чек, будто в насмешку, прожигал карман? флинн едва верил сам, когда чек возвращал, выбирая её.

тогда он обещал завязать. тогда они нормальными попытались стать.

но им показать забыли что такое нормальность.

---

сказки заканчиваются на "жили долго и счастливо", но все молчат о том, что длится оно недолго. история про сломанную девочку и распиздяя не_принца_на_белом_коне. она тяжело переживает осознание, что была похищена той, которую считала матерью, и что мир вполне себе нормальный, а ещё шугается каждого звука, писка и т.д. он мошенник и вор, которого заботит только он сам, бабник и наркоман, убегающий от прошлого. двое сломленных, которые вместо исцеления доламывают друг друга. это не про спасение и хэппи енд, а про больную привязанность: зависимость от него, пока он зависим от наркоты и воровства. это про её нервные срывы от слишком громкого шума за окном, пока он развлекается с богатой девчонкой, у которой опустеет вскоре счёт. он не герой её романа, но единственный, кому она доверяет. она падает, но он слишком занят очередным кайфом, чтобы её поймать. это про борьбу и безуспешные попытки стать нормальными. но у них есть и хорошие эпизоды, когда он в очередной раз клянётся завязать и честно пытается ради неё. потому что ему впервые не насрать на кого-то, кроме себя.

идей целый вагон и маленькая тележка, но решила не расписывать всё и оставить это на игру. так что смело залетай на обсудить, расскажу всё остальное и подставим это под твои идеи.

Пример моего поста

эта любовь измотала и довела
э т а   л ю б о в ь   в м и г   н а к р ы л а
[ но схлынула ]

герда не плачет.

у герды взгляд пустой_безжизненный_загнанный прожигает страницу вот уже на протяжении часа, зависший на слове единственном среди десятка предложений. кай. три буквы сердце её вновь рвут на части, на изнанку выворачивают вслед за глупыми, глупыми воспоминаниями: о руках его ласковых, касаниях, словах... герда стереть их хочет с той же тщательностью, что кожу вымывала_сдирала от запаха его пьянящего, задыхаясь от боли под каплями ледяной воды в душе. всхлипы душили, разрывали её изнутри; слёзы солёные с водой смешивались в пропорциях неравных (слишком мало воды), пока герда господа молила лишь об одном — чтобы кай позвонил, объяснил, обнял...

чтобы кай развеял всю ту чёртову ложь.

ответом ей служила тишина.

(однозначная, подтверждающая, ранящая сильнее прочего)

как глупой настолько быть могла, что поверила его словам, растворилась в нём вся без остатка, сердце своё отдала? ледяному мальчишке, сердце которого не стучит; мальчишке, о котором говорили не зря, будто не испытывает он ничего. страница рвётся под натиском карандаша — три буквы зачёркнуты//разорваны, выброшены из жизни её также, как это сделал он. бесчувственно? с насмешкой? у герды всхлип застревает в глотке — слёз не осталось больше, только синяки размером с галактики и покрасневшие глаза. она ведь верила ему до конца: готовила завтрак, фильмы искала, ждала... ждала до самого позднего вечера, после десятка звонков и смс без ответа. на встречу едва не бежала, услышав тихий гул двигателя в ночной тишине. нарочно мысли все ядовитые_жестокие прочь гнала, потому что верила ему.

а он доверие это предал.

карандаш дрожит в руках, с отстуком глухим выпадает на пол — герда опадала также, пока слова крю слушала насмешливо-жалостные, взглядом въедаясь в болезненно-яркий экран с скриншотом переписки кая с лучшим другом его. «поздравляю, бро. немедленно расскажу джесс что ты снова свободен» и слишком однозначная тишина в ответ. он сам сказал. он ведь не занят теперь игрой, нуждой выслушивать бредни её и терпеть поцелуи невинные. он выиграл — она ему отдалась. он выиграл и ушёл, а она, как самая глупая дура, ждала и верила до последнего. даже тогда головой качала уверенно, заявляла, что он не мог. герда верила наивно, обвиняла крю, пока подтверждение не услышала от его друзей; пока не увидела пост в инсте джессики, где она в его толстовке на берегу озера сидит. верила, пока вера её на осколки не распалась, вонзаясь острыми сколами в нежную кожу, что всё ещё горела от поцелуев его.

сейчас они казались ожогами.

той ночью он вознёс её до небес, а затем резко сбросил на землю.

и только крю не дал ей разбиться — держал часами, пока она билась в истерике, вину всю взял на себя, чтобы отец не задавал лишних вопросов, когда сутками она не выходила из комнаты. он же принёс ей старые детские книги, которые она так любила. любила, пока имя его не стало болезненной точкой, оголённым нервом, по которому бьют молотком. имя его — свидетельство глупости наивной её, ничтожности. герда жалеет, что соблазну его поддалась, что сама же в объятия упала его.

но больше всего герда жалеет о той ночи.

герда тело ненавидит собственное, потому что оно всё ещё хранит следы поцелуев его и касаний. герда ненавидит его, но больше всего она ненавидит себя. в толстовку огромную кутается, одёргивает мешковатые спортивные штаны и снова обещает себе, что завтра точно помоет волосы, что на голове скручены в хаотичный пучок. у неё просто нет на это сил. не после того, как в ту, первую, ночь крю вытаскивал её из душа, когда она ногтями кожу свою раздирать стала в кровь в тех местах, где поцелуи его ощущались слишком явно. если бы только память выцарапать можно было также — стёрла бы мгновение каждое с ним бездумно, избавилась бы от них также, как от сообщений его и номера. заблокировала его в каждой из соцсетей, пусть и вряд-ли бы он стал ей писать. ему теперь весело. он победитель. а герда руки заламывает и книгу оставляет на скомканной постели, потому что сил больше нет ни на что. остывшая еда так и продолжает стоять на столе, сколько бы отец не молил её поесть.

абсолютный ноль сил и желаний.

мокрый нос джеки в тысячный раз трётся об руку, внимание привлекает к себе. герда гладит его механически, едва обращая внимание, пока щенок не начинает рычать, а затем с громким лаем бросается вниз. какого..? следом за ним спускается медленно, потому что её милый джеки не рычит и не лает агрессивно. последние дни изменили не только её? на лестнице спотыкается, спрыгивает со ступеней последних, чтобы не упасть, и этого слишком много оказывается. голова кружится, а взгляд на пару мгновений темнеет. и только тогда герда голос слышит слишком знакомый, а следом за ним — звуки ударов.  герда надеется, что ей послышалось; что это очередные игры её глупого ума.

герда дверь отпирает, чтобы выпустить джеки, но видит только его.

его взгляд ледяной, белую паморозь волос и кулак; кулак, что врезается в лицо дядюшки грега, одного из друзей отца. и себя ненавидит ещё больше за то, что на чёртово мгновение губы его приковывают к себе взгляд. она помнит, как они ощущались на коже, сколько удовольствия ей приносили. помнит, но хочет забыть. скольких ещё они ласкали после неё? скольких касались в эйфории от победы? желчь поднимается к горлу, но герда сглатывает, душит её, пока внимание её не привлекает движение сбоку. папа. герда к нему бросается неосознанно, пролетает под рукой кая слишком быстро в надежде, что он её не коснётся. да и к чему ему это? что он вообще забыл здесь? разве не должен праздновать?

герда кровь с отцовского лица стирает рукавом, приобнимает его сбоку аккуратно, пока джеки лает у их ног на кая.

— поздравляю, — голос её тихий, сухой.

она показать ему хочет, что не сломлена; что плевать ей было на предательство его. хочет, но не может, потому что у герды сил не осталось на игры его. отец молчит, поражённый уже тем, что впервые за три дня она произнесла хоть слово. слово, адресованное каю. всё ещё всё до последней капли ему? внутренний голос насмехается, ранит, но ему ещё далеко до того, как сильно ранит кай одним только присутствием своим здесь. что он собрался объяснять? как трахнул её и ушёл среди ночи? или как пропал на три дня, празднуя победу свою? да и зачем? захотел словить ещё пару побед? герда рукав толстовки испачканный тянет ниже, прячет израненное, разбитое тело [сердце] под шарами одежды.

— всё о споре было правдой? — вопрос задаёт единственный и отшатывается назад, когда в глазах его видит правду. дура, глупая, наивная дура. герда за спину отца отступает в попытке спрятаться, в целости сохранить хотя бы ошмётки, — уйди.

она не даёт ему возможности оправдаться — верила в слишком много его лжи. достаточно. руки дрожат, когда отец тоже не даёт слова ему сказать и прочь гонит вместе с отважным джеки. герда не вмешивается.

герда за спинами их распадается вновь на части под его ледяным взглядом.

герда себя ненавидит за то, что помнит каким тёплым был его взгляд, когда он был в ней.

ложь его была так правдоподобна.

герда ненавидит это;
а ещё — его.